ЯН ПАЛАХ: СМЕРТЬ В ЯНВАРЕ МИХАИЛ ЛАРИНОВ Лишь смерть утешит нас и к жизни вновь пробудит, Лишь смерть – надежда тем, кто наг, и нищ, и сир, Лишь смерть до вечера руководить нас будет И в нашу грудь вольет свой сладкий эликсир! В холодном инее и в снежном урагане На горизонте мрак лишь твой прорежет свет, Смерть – ты гостиница, что нам сдана заранее, Где всех усталых ждет и ложе и обед! (Шарль Бодлер) Сорок лет назад холодным днем 16 января 1969 года в самом центре Праги – у здания Национального музея на Вацлавской площади появился молодой человек. Как вспоминают очевидцы, он сбросил с себя пальто, взял в руки принесенную с собой пластмассовую бутылку, вылил все ее содержимое на себя и чиркнул спичкой. Он сразу загорелся. Бросившись к перекрестку перед зданием музея, он после нескольких шагов упал на землю и, продолжая гореть, начал кататься по тротуару. Прохожие помогали тушить огонь. Подъехавшая «скорая» отвезла его в ожоговое отделение больницы на Легеровой улице. Однако было уже поздно: получив ожоги в основном третьей степени 85% кожного покрова, что несовместимо с жизнью, молодой человек по имени Ян Палах через три дня скончался. Ему было всего двадцать лет. Врач, находившийся с умирающим Палахом, сделал запись последних его слов: «В истории бывают времена, когда действие должно быть совершено. Сейчас такое время настало. Через полгода, через год будет уже слишком поздно, поздно навсегда...» Сегодня историю 20-летнего чешского студента в знак протеста против советской оккупации ЧССР совершившего акт самосожжения гиды рассказывают туристам, приезжающим в Прагу. Стоят у не так давно открытого памятника на Вацлавской площади бивисы и батхеды из разных стран вместе со своими родителями и, развесив уши, слушают о Яне Палахе, молодом человеке, трагически погибшем в «борьбе с коммунизмом». Историю Палаха принято рассматривать в контексте чехословацких событий 1968 года. В либеральной мифологии Чехословакия-68 – это история порыва масс к «свободе» из деспотических лап «коммунистического» режима. Под «свободой» понимается в первую очередь, рыночная экономика. Либералы предпочитают игнорировать тот факт, что, большинство населения ЧССР продолжали связывать свои надежды с победой социалистического курса и воспринимали достижение демократизации общественной жизни как неотъемлемый элемент движения к социализму. Подавляющее большинство постановлений и деклараций эпохи «пражской весны» так или иначе, использовали левую фразеологию, не в последнюю очередь, ради сохранения доверяя народа. Мало кто из либеральных авторов, рассуждая о тех событиях, указывают на реальную социалистическую ориентацию масс в ЧССР 1968 года. Да, буржуазия мастерски научилась делать «своих» героев даже из тех, кто в действительности принадлежал другому лагерю. Редко вспоминают, что на самом деле Палах был убежденным марксистом. Это сильно компрометирует устоявшуюся либеральную легенду. Тем не менее, по мере того, как все больше людей в Восточной Европе ощутили на себе все прелести «свободного рынка», кормить народ либеральными сказками и затушевывать историческую правду становится все сложнее. И уже сегодня буржуазное RADIO PRAHA как бы нехотя проговаривается, кем был Ян Палах на самом деле: "Некоторые его считали героем, другие старались, чтобы общество про него как можно скорее забыло. Тем более удивительно, что он был на самом деле убежденным марксистом, даже в период, когда большинство его однокурсников давно не считало себя коммунистами. Он даже приобрел ироническое прозвище «большевик». Но, как заявили его бывшие коллеги и его подруга, он был очень честным и бескорыстным человеком. В идеалы марксизма он верил искренне, тем более был разочарован поведением тех, кто себя также называли коммунистами. Его поступок всех потряс. Палах был всегда очень нелюдим, у него почти не было друзей. Даже своей подруге он ничего не сказал о своем намерении. Но одновременно он был темпераментный и вспыльчивый, и политика его очень интересовала". В понимании большинства российских студентов, тупо проводящих свое свободное время в ночных клубах и не интересующихся политикой, Ян Палах явно не был обычным. В конце 1960-х едва ли не во всем мире быть «обычным» и не интересоваться политикой среди студентов было, по меньшей мере, непочетно. В том числе и в Чехословакии, где, как казалось в 1968-м, назревали серьезные перемены. Отмена цензуры в СМИ, объявления о сокращении рабочей недели и повышении средней заработанной платы, произведенные руководством компартии Чехословакии во главе с Александром Дубчеком, были поддержаны массами рабочих и молодежи. Осуществление демократизации общественной жизни после «душных» лет правления наместника московских ревизионистов Антонина Новотного вызвало у масс состояние близкое эйфории, именуемое «пражской весной». Характерно, что застрельщиком перемен во многом выступила чехословацкая молодежь. Именно студенты Пражского технического колледжа 30 октября 1967 года первыми вышли на улицы Праги, протестуя против плохих условий жизни в общежитиях и жесткой цензуры в СМИ. Однако отметим, что часть интеллигенции и даже рабочие, доверявшие группе Дубчека (ставленнику новой чехословацкой буржуазии, вступившей в противоречие с московскими ревизионистскими господами), вместе с демократизацией готовы были принять и продолжение осуществления программы экономических реформ, начатой в 1965 году при Новотном и составленной членом ЦК КПЧ, видным теоретиком «рыночного социализма» Ота Шиком. Признаем, часть чехословацких трудящихся была заражена буржуазными иллюзиями. Но напомним, что освобождение трудящихся (в том числе из плена буржуазно-демократических иллюзий) есть дело рук самих трудящихся. Свергать или не свергать того же Дубчека есть прерогатива одних лишь трудящихся Чехословакии и никоим образом не советских ревизионистов, давно ставших на капиталистический путь. Многие в ЧССР разделяли те или иные иллюзии, но далеко не все. Два года обучаясь в Пражской Школе Экономики (1966-1968 годы) Ян Палах постоянно спорил с преподавателями и "мейнстримовыми" поверхностными студентами (RADIO PRAHA говорит о них как "давно не считавших себя коммунистами"), являвшимися сторонниками теорий "рыночного социалиста" Шика. Логично предположить, что «большевик» Палах отстаивал в этих спорах марксистские позиции. Возможно, именно Палаха следует назвать лицом восточноевропейского 68-го. Палах – совсем не истерик и эксгибиционист из-за личных неудач совершивший публичный суицид, как его иногда пытались изобразить. Наоборот, незадолго до гибели Яну наконец-то удалось перевестись на философский факультет Карлова Университета, куда он давно стремился. В личной жизни все было в порядке. Палах – сознательный политический борец, имеющий далеко не одностороннее понятие о политических системах. Еще будучи студентом Пражской Школы Экономики, летом 1967 года вместе со студенческим трудовым отрядом Палах ездил в СССР. А летом 1968-го как наемный рабочий трудился во Франции, где сблизился с французской левой молодежью. Так что не истерик, не экзальтированный юноша, совершивший суицид из-за любовных неудач и прочих личных неурядиц. Любовь, неурядицы – оставьте это папенькиным сынкам. Пусть они травятся или вешаются. Палах – человек 68-го, человек действия. Он не плыл по течению. Он наблюдал и делал выводы…Пражская весна кончилась. Кончился пражский август 68-го – описанный Миланом Кундерой в романе «Невыносимая легкость бытия» как «хмельное торжество ненависти», когда «…молодые девушки в невообразимо коротких юбках, возмущавшие спокойствие несчастных, изголодавшихся плотью русских солдат тем, что на глазах у них целовались с незнакомыми прохожими…», а русские солдаты чувствовали себя в Праге «как на планете, выдуманной писателями-фантастами, на планете невообразимо элегантных женщин, которые демонстративно выражали свое презрение, вышагивая на длинных красивых ногах…» Пришла осень, а за ней зима вместе со старой бюрократической рутиной жизни…Смирение, стукачество, покорность…Зима усыпляет подобно морфию…Снежное одеяло, раскинувшись на улицах города, окончательно скрыло отпечатки недавних надежд, ненависти и слез… «Все вернулось на круги своя», - как любят говорить мещане. Словно сама природа помогает власти сбить градус народного недовольства и распространить социальную пассивность… Палах своим сердцем и своей кровью растопил снег…Публичное самосожжение в январе – это вызов морали приспособленцев, бунт против торжествующей пассивности и буржуазности. Поджигая свое тело, Палах словно выносит приговор всем старым бюрократам, эксплуатирующим слово «социализм» для сохранения своего господства; всем детишкам этих бюрократов, во время «пражской весны» осмелившихся пожурить большого восточного брата; всем лицемерным провозвестникам прекрасной западной жизни made in USA – с ее западными доходами и красивыми машинами… Похороны Яна Палаха стали последней массовой демонстрацией протеста того времени, а его могила вскоре превратилась в место паломничества, в связи с чем чехословацкие власти даже были вынуждены перенести ее. В портфеле, который Палах оставил на тротуаре перед музеем, нашлось несколько писем, где Ян сообщал, что является членом группы, намеренной формой самопожертвования протестовать против несвободы и политического бесправия в Чехословакии. Существовала ли эта группа на самом деле остается загадкой. Тем не менее, в последующие три месяца ЧССР буквально накрыла волна самоподжегов: 25 человек последовали примеру Палаха, из них 7 скончались. В основном это были молодые люди. Среди погибших только один зрелого возраста - 40-летний Эвжен Плоцек из города Йиглава, бывший член КПЧ, что поджег себя у здания райкома КПЧ. Один, два, множество человеческих факелов… Трагедия Яна Палаха, его нравственный подвиг есть доказательство его верности идее борьбы за свободу и справедливость. Призыв к массам, выраженный через публичное самосожжение, должен был по мысли Палаха служить противоядием настроениям пессимизма и отчаяния, захлестнувшим массы. Это придает его действию огромную значимость, несмотря на то, что фактически оно не привело к желаемым результатам. Михаил Ларинов Воронеж, январь 2009 Смотрите также: По случаю 40-летия ввода войск ОВД в Чехословакию (Заявление NEW LEFT VORONEZH)