|
|
ОТРЕЧЕНИЕ ОТ "ТРИЛОГИИ ЖИЗНИ"
ПЬЕР ПАОЛО ПАЗОЛИНИ
I. Я думаю, что, во-первых, никогда, ни в коем случае не следует бояться быть использованным властью и ее культурой. Нужно так себя вести, как будто бы такой опасности не существует. Главное — искренность, потребность высказаться. И вот им-то изменять никоим образом не стоит, тем более храня дипломатичное молчание. Во-вторых, я думаю, что нужно отдавать себе отчет в том, насколько нас в конечном счете использовала не упускающая случая власть. И если наша искренность и наша потребность выска¬заться использованы для манипуляций, я думаю, нужно иметь мужество отречься.
Так вот, я отрекаюсь от «Трилогии жизни», хоть и не раскаиваюсь в том, что ее снял. Действительно, я не могу отрицать своей искренности и потребности высказаться, побудивших меня представить на экране обнаженные тела и их кульминационный символ — половые органы.
Эти искренность и потребность высказаться имеют целый ряд исторических и идейных оснований.
Прежде всего эти два импульса были движущими силами борьбы за демо-кратизацию «права на свободу выражения» и сексуальную либерализацию, которые являлись двумя основными моментами прогрессистских устремлений 50—60-х годов. Поздней, на первой стадии культурно-антропологического кризиса, назревшего к концу 60-х годов, когда стала воцаряться ирреаль¬ная субкультура масс-медиа, средств массовой коммуникации, «невинные» тела и архаичное смутное витальное буйство их половых органов казались последним бастионом подлинности. Наконец, идея изображения эроса в человеческой среде, которая уже подпадает под власть истории, однако еще сохраняет эрос в первозданности, — в Неаполе, на Среднем Востоке, — завораживала меня лично как автора и как человека.
Сегодня все в корне изменилось.
Во-первых: прогрессистская борьба за демократизацию выражения и сексуальную либерализацию оказалась резко перекрыта и нейтрализована решением властей общества потребления проявлять терпимость — столь же щедрую, сколь и ложную.
Во-вторых: сама подлинность невинных тел оказывается нарушенной, фальсифицированной, извращенной властью общества потребления; более того, это насилие над телом даже стало самой явной характеристикой новой эпохи в развитии человечества.
В-третьих, интимные жизни людей — ив том числе моя — страдают как от лжетерпимости, так и от физического вырождения, так что сексуальные фантазии ныне сделались источником не радости и боли, а самоубийственно¬го разочарования и апатии.
II. В то же время пусть не думают те, кто с раздражением или презрением критиковал «Трилогию жизни», что отречение мое позволит им идти «прямой дорогой», как они это понимают. На самом деле мое отречение ведет совсем к другому. Я почти в ужасе от мысли, что придется сказать большее, — хоть это и является на самом деле моим долгом! — и оттого пытаюсь хоть немного отдалить роковой момент изложением нижеследующего:
а)Вне всякого сомнения, даже пожелай сейчас я вновь снимать картины, подобные составившим «Трилогию», — я бы не смог, так как теперь тела и
половые органы мне отвратительны. Я говорю, естественно, об этих телах,
этих органах, то есть телах и органах современной итальянской молодежи.
Мне возразят: «Но ведь в "Трилогии" ты изображал тела и органы не современности, а прошлого!» Да, это так, несколько лет назад я был еще способен
строить определенные иллюзии. Вырождение, наблюдаемое в настоящем,
компенсировалось как объективным сохранением традиций прошлого, так и
подразумеваемой возможностью вспоминать о нем. Однако нынешнее вырождение тел и половых органов бросает тень на прошлое. Если особи, казавшиеся нам тогда такими, какими мы их видели, превратились в то, что ви-
дим мы сейчас, ясно, что потенциально они были такими и тогда; нынешнее
положение обесценивает прежнее их бытие. Если молодые римские люмпен-пролетарии — те самые, которых я перенес в Неаполь, вечный и неистребимый, а после — в бедные страны третьего мира, — сегодня производят впечатление «людских отбросов», стало быть, потенциально они являлись ими
и вчера, значит, это были остолопы, выставленные симпатягами, гнусные
злодеи, принужденные играть славных хулиганов, жалкие трусы, приневоленные изображать святую невинность, и т. д. и т. п. Крах настоящего влечет за собою и крушение прошлого. Жизнь превращается в груду ничтожных
нелепых руин.
б)Между тем критики мои, исполненные раздражения или презрения, как
я уже сказал, продолжали слепо двигаться «прямой дорогой», которую они
считали своим долгом навязать другим, — дорогой борьбы за прогресс, рост
благосостояния, либерализацию, терпимость, коллективизм и прочее. Они не
отдали себе отчета в том, что вырождение — следствие фальсификации ими
своих ценностей. И вот теперь они довольны! Тем, что итальянское общество, вне всякого сомнения, улучшилось, то есть стало более демократичным,
более терпимым, более современным... Они не видят, что лавина преступлений захлестывает страну, и ограничивают это явление рамками газетной уголовной хроники, не придавая ему никакого значения. Они не понимают, что
не существует разрыва между теми, кто формально считается преступником,
и теми, кто формально оным не слывет, и что все молодые люди следуют
одному и тому же образцу наглости, бесчеловечности, жестокости. Они не
замечают, что фактически установился настоящий комендантский час, что
ночью все зловеще и пустынно, как в самые лихие времена, чего они не чувствуют, предпочитая сидеть спокойно в своих норах, теша свое «современное» сознание тем, что им являет телевидение! Они не замечают, что это телевидение, а может, хуже того, обязательное образование и сделали всех
молодых людей капризными, закомплексованными существами, заурядными мещанами и расистами; однако они расценивают это как досадное стечение обстоятельств, которые конечно же нормализуются - как будто антропологическая мутация обратима! Они не понимают, что сексуальная либерализация не даровала молодежи беззаботности и счастья, а сделала ее
несчастной, скрытной и, как следствие, по-глупому заносчивой и агрессивной, но они об этом не желают знать по той простой причине, что на молодежь им наплевать!мещанами и расистами; однако они расценивают это как досадное стечение обстоятельств, которые конечно же нормализуются - как будто антропологическая мутация обратима! Они не понимают, что сексуальная либерализация не даровала молодежи беззаботности и счастья, а сделала ее
несчастной, скрытной и, как следствие, по-глупому заносчивой и агрессивной, но они об этом не желают знать по той простой причине, что на молодежь им наплевать!мещанами и расистами; однако они расценивают это как досадное стечение обстоятельств, которые конечно же нормализуются - как будто антропологическая мутация обратима! Они не понимают, что сексуальная либерализация не даровала молодежи беззаботности и счастья, а сделала ее
несчастной, скрытной и, как следствие, по-глупому заносчивой и агрессивной, но они об этом не желают знать по той простой причине, что на молодежь им наплевать!
в) За пределами Италии, в так называемых <развитых> странах, - особенно во Франции, - ставки сделаны уже давно. И народа в антропологическом
смысле давно уже не существует. Для французских буржуа народ сегодня состоит из марокканцев, греков, португальцев и тунисцев. А тем, беднягам,
ничего не остается, кроме как поскорее начинать вести себя подобно французским буржуа. И это констатируют все интеллектуалы, и правые, и левые.
III. Пора наконец ответить на вопрос: к чему ведет мое отречение от <Трилогии жизни>?
Оно ведет к моему "приспособлению".
Я пишу эти страницы 15 июня 1975 года, в день выборов. Я знаю: даже
если - что вполне возможно - верх одержат левые, номинальная значимость голосования отнюдь не будет совпадать с реальной. Номинальная продемонстрирует унификацию - в положительном смысле - модернизованной Италии; реальная - что Италия (конечно, не считая тех, кто
традиционно исповедует коммунистические взгляды) в целом сделалась
страной аполитичной, мертвым телом с чисто механическими рефлексами.
То есть что в Италии не происходит ничего, кроме "приспособления" к собственному вырождению, избежать которого она старается лишь на словах.
Все в порядке - нет в стране моря молодых людей с преступными наклонностями, до безумия, до полной нетерпимости неврастеничных или склонных
к конформизму, ночи безмятежны и тихи, какими и должны быть чудные
средиземноморские ночи, а с похищениями, убийствами, налетами и миллионами ограблений и карманных краж столкнуться можно, лишь читая уголовную хронику. Стало быть, все приспособились - закрыв глаза либо внушив себе: "Не так все страшно". Впрочем, следует признать, что даже тот, кто
ни на что не закрывает глаз и все намеренно драматизирует, не больше застрахован от <приспособленчества>, <приятия>. Я тоже начинаю приспосабливаться, принимать то, что на самом деле неприемлемо. Я маневрирую, переустраивая свою жизнь. Я забываю, как все было прежде. Уже блекнут лица тех,
кто вчера был мною любим. И понемногу, уже безальтернативно, меня одолевает настоящее. Я адаптирую свою позицию, стараясь сделать ее более
внятной ("Сало"?).
Corriere della sera, 1975 год
ИСТОЧНИК: Теорема : [Сборник] / Пьер Паоло Пазолини;Сост., коммент., библиогр., фильмогр. Н. А. Ставровской; Пер. с ит.Л.А.Аловой и др.; Послесл. О. В. Аронсона .— М. : Ладомир, 2000
|
|
