|
|
НОВЫЙ МУЗЕЙ РЕВОЛЮЦИИ
МАРИЯ ЧЕХОНАДСКИХ
(об открывшейся 15 января в галерее Х.Л.А.М. выставке Арсения Жиляева)
«Новый музей революции» Арсения Жиляева – программное авторское высказывание художника, постулирующее анархизм как формообразующий принцип работы с пластическим материалом. Анархизм наделяется онтологическим статусом, понимаясь как самоорганизующаяся творческая сила субъектов культуры.
Художник предлагает нам поразмышлять над возможностью реперезентации революционного события. Событие лежит в области непредставимого, если пользоваться аналогией английского языка, - это категория present continues, настоящего длительного. Любые попытки его зафиксировать приводят к неизбежной мистификации и мифологизации.
Революция как стихийное свержение господствующего режима, в историческом опыте часто являлась лишь опрокидывание властных иерархий, то, что принадлежало Господину, было украдено и присвоено Рабом. Меняясь между собой местами, новый хозяин положения оказывался травестированным владельцем власти. Присваивая и воспризводя иерархические инструменты управления, агенты социального действия одобрили и утвердили старый режим в новой идеологической упаковке. Именно поэтому репрезентация революции выкристаллизовывалась в хорошо отрежессированном сценарии показа.
Официальная версия революционных событий всегда конструирует нашу память, историю и точку зрения. Точка зрения может пониматься в прямом смысле – как то, что является видимым и подлежит показу. Большинство отечественных городов стало вместилищем этой официальной репрезентации революции. Города, заполненные памятниками вождей, музеи, демонстрирующие краеведческий патриотизм, стали мертвым сфабрикованным архивом. Так конструируется наша историческая память, так мы сами одно помещаем в зону видимого, а другое исключаем из поля зрения, не замечая его контуры, образы и швы на застывшем полотнище архива. Архив пренебрегает деталями, выбирает демаркации по тому или иному принципу. Что же остается от самого события как такового и как мы может восстановить его права на предъявление истины?
Ускользающее от понимания, как песок из под пальцев, событие должно обрести статус своей бесформенности. Показать становление революции художественными средствами и визуально открывть способность видеть присутсвие здесь-бытия - задача «Нового музея революции».
Если следовать Августину Блаженному, прошлое есть воспоминание, настоящее – созерцание, а будущее ожидание. Время оказывается локализованым в одной, единственно возможной категории. Потому революционное событие не может быть «прошлым» или «будущим», а является «настоящим». Мы можем вспоминать, созерцать и ожидать приход революции. Именно эта установка является принципиальной для художника. Его «Новый музей революции» не есть интерпретация Парижской Коммуны, Октябрьской революции или студенческих волнений 1968 года. «Новый музей революции» оказывается и октябрем, и коммуной, и баррикадами 1968 года. Одновременно футуризм и утопичность соподчиняется работе воспоминаний и будоражащего ожидания. Как опыт исторический, ментальный революционное событие имманентно бытию.
Представить непредставимое означает определить границы дозволенного-быть-увиденным. Продукты жизнедеятельности революции невидимы, аффективны и с трудом фиксируются, это – материя, куски которой собираются в обрывки лозунгов, манифесты, куски цемента, камни, палки, коктейли молотова. Их память на улицах, кварталах, в гетто и на баррикадах. Художник собирает эти аффективные образы-движения революционного события. В данном типе репрезентации непредставимое обретает символические контуры.
Перформативность репрезентации оказывается документальным свидетельством внутренней работы производства события. Это парадоксальное сочетание постановочности и документалистики было впервые использовано в качестве приема режиссером Новой волны Жан Люком Годаром. Свидетельствование как аппеляция к реальному, зачастую оказывается фикцией, поскольку само по себе имеет строгие культурные формы проговаривания. У Годара вводится дополнительный принцип перформативной, который позволяет не просто сведетельствовать и давать показание, но артикулировать аффективное, демонстрировать физиогномику внутреннего опыта.
Провокативность документоального - перформативного в кинематографе заключается в том, что Годар отказывается от иллюзионистской сущности кино и формальной сущности процедуры свидетельствования, возвращая полноту содержания репрезентации.
Для предъявления онтологии события Арсений Жиляев обращаяется к схоластическим процедурам дознания истины, или действует аналогично тому, как Фрейд обнародовал скрытую работу бессознательного. Непредставимое получает возможность быть предъявленным только при помощи апелляций к материальному, бытию как таковому. Событие сокрыто в материи, вскрывая вытесненное, подверженное забвению, художник возвращает нам целостность эстетического переживания. Отбрасывая выборку, деморкации, событие предстает как таковое. Анархичное движение материи, скроенное из тканей человеческого и биологического, задокументированно художесвенноми средствами.
Ретерриторизация артефактов события по поверхностям городов и ландшафтов, приводит художника к археологии дознания, местом сборки раскопанных слоев становится пространство музея. Его оккупация может пониматься и как вторжение, и как переопределение функций. Такой способ репрезентации оказывается очищенным от спекуляций музейного архива.
Топологически революционное событие оказывается посюсторонним и а-локальным. В тоже время существует стержень общности, на котором базируется сама возможность революционного события. Запрос на утопию существует постоянно, однако принимать артикулированные формы способен только в случаях солидарности и гражданской ответственности. Арсений Жиляев представляет собственный город-солнце. «Новый музей революции» является пространством внутреннего запроса постсовременного человека на утопию.
"Живой журнал" Арсения Жиляева
|
|
