Очарованный узник и тактичность сердца Воспоминания Анжелы Дэвис о Жане Жене Анжела Дэвис – в 1960-1970-е леворадикальная активистка, ученица Герберта Маркузе, член партии «Черных Пантер» и компартии США, знаменитый борец за права чернокожих американцев, за свои взгляды брошенная в тюрьму. Успешно завершившаяся кампания за освобождение Анжелы Дэвис имела международный размах. Многие деятели искусства и культуры выражали солидарность с ней. Такие рок-музыканты, как Джон Леннон и «Роллинг Стоунз», создавали песни в ее поддержку. В настоящее время профессор философии Калифорнийского Университета в Санта-Крусе. Когда весной 1970-го Жене прибыл в США, хотя это была наша первая встреча с ним, многие чернокожие американцы уже считали его союзником и другом, благодаря его пьесе «Негры», за несколько лет до этого поставленной в Нью-Йорке. Партия Черных Пантер пригласила Жене, потому что он мог помочь ей, проводя встречи и конференции в различных университетах по всей Америке. На том важном этапе ощущался серьезный недостаток борьбы в США. Я выполняла обязанности его переводчика, например, в УКЛА (Калифорнийский Университет в Лос-Анжелесе – прим. пер.), где я преподавала философию. Люди из партии расположили Жене в доме кинорежиссера Дальтона Трамбо в Голливуде: многие звезды желали выделиться, и это помогало сбору денег для оплаты адвокатов пантер, заключенных в тюрьмы. Дэвид Хиллард, член Черных Пантер, довольно часто упоминаемый в «Очарованном Узнике» (последний роман Жене, выпущенный уже после его смерти в 1986 году – прим. пер.), рассказывал мне, что Жене приехал в старой изношенной одежде и пожелал сменить ее. В Сан-Франциско он был доставлен в магазин, управляемый чернокожим, настолько растроганным тем, что Жене приехал в США ради помощи Пантерам, что подарил ему пиджак, пару брюк и рубашку. Я помню, он был счастлив носить эти подарки, помню и себя, взволнованную от встречи с ним. Я знала его произведения, он был для меня словно мифический герой, но встретившись с ним лицом к лицу, я испытала почти материнские чувства. Он был как маленький мальчик, очень добрый и часто улыбающийся… Во времена его выступлений ситуация выглядела достаточно непростой: было не так много белых, готовых поддержать организацию лживо называемую «террористической», якобы внушающую людям убивать полицейских и т.д. В те времена, из-за членства в этом движении, я потеряла работу преподавателя в УКЛА, однако мне удалось оспорить это решение и вернуться. Было очень сложно распространять идеи движения и находить поддержку черным политическим заключенным. В кампусах преподаватели и студенты достаточно часто устраивали демонстрации против войны во Вьетнаме. Например, были демонстрации против вьетнамской политики Никсона, в которых участвовали 10-15 тысяч человек. Тем не менее, когда спустя две недели мы устроили демонстрацию с требованием освобождения находившихся в тюрьмах Бобби Сила, Эрики Хаггинс и «Соледадских братьев» (Джорджа Джэксона, Джона Клатчета, Флита Драмго), нам удалось собрать только 200 человек, в основном чернокожих. Создать большое многонациональное движение у нас не получалось и мы думали, что Жене, благодаря своей известности, мог бы помочь нам с привлечением прогрессивно мыслящих белых. Когда мы расклеивали объявления о встрече с ним, в плакатах не упоминалось, что Жене будет говорить о Черных Пантерах. Мы только сообщали о его выступлении. Огромная толпа собралась послушать его, потому что он был Жаном Жене, великим писателем. Он же начал с того, что желает поговорить о Черных Пантерах и сделал очень тонкое обращение – к тому же очень важное: «Я хочу поговорить о том, как бороться с расизмом». Жене рассказывал, что было за двадцать лет до появления Пантер, например, об участии самих белых в борьбе против расизма. Спустя примерно пятнадцать минут многие слушатели начали негодующе перешептываться, и вдруг кто-то даже прервал Жене вопросом, будет ли он, наконец, говорить о себе и своем творчестве! Жене ответил: «Нет. Здесь я не для того, чтобы говорить о литературе или своих книгах. Я приехал, чтобы защищать партию Черных Пантер». Затем произошло то, что меня глубоко поразило: примерно половина аудитории стремительно покинула помещение. Они не желали ничего слушать о Черных Пантерах. Для нас это был настоящий урок. Мы смогли понять, какую огромную работу придется выполнить, чтобы создать настоящее движение против расизма. Многие преподаватели, которых я знала, были неспособны участвовать в таких дискуссиях и даже обвиняли Жене в некоем сговоре. Однако те, кто остался, получили нечто неоценимое. Жене умел говорить от всего сердца, но без жалости и снисходительности. Мы же учились не путать чувство реальной солидарности с чувством жалости среди представителей господствующей культуры. Жене знал, как отличить их. В своем выступлении в Йеле на Первомай он продолжил защищать развитие «тактичности сердца», когда общался с чернокожим населением. Он говорил, что черные незаметно наблюдали за белыми в течение веков и знают невероятно много о них и их культурном прошлом. Белые же зачастую даже не осознают, что были наблюдаемы и исследуемы. То, что начинает происходить сейчас на наших лекциях, означает то же самое: белые приходят к черным, они вынуждены учиться у них – у черных, а также у индейцев, чиканос и всего многокультурного населения США. Другим важным моментом было то, что Жене способствовал пониманию партией Черных Пантер проблемы борьбы за права гомосексуалистов. Дэвид Хиллард рассказывал мне, что во время путешествий из штата в штат, из одного университета в другой, некоторые члены Пантер употребляли очень грубые и гомофобские выражения, оскорбляя Никсона и Митчелла. Жене задели эти слова, и он посоветовал им отказаться от такого словаря. Однажды ночью в отеле, где в комнате расположились четверо или пять мужчин, он даже вырядился во что-то наподобие розового пеньюара, дополнив образ сигарой во рту. Пантеры решили, что Жене сходит с ума! Он же только желал начать дискуссию о сходствах между борьбой против расизма и борьбой против гомофобии. После этих путешествий Дэвид Хиллард и его помощники серьезно обсуждали этот вопрос с Хьюи Ньютоном (лидером Черных Пантер, в то время бывшего в тюрьме) и позже опубликовали важную статью в партийной газете, где говорилось: «Что бы вы лично ни думали о гомосексуальности и о различных освободительных движениях среди гомосексуалистов и женщин (как отмечает Анжела, Жене во время своей поездки говорил также об освобождении женщин), сколь бы велика ни была ваша неуверенность в себе, связанная со всем этим, нам нужно пытаться достичь с этими движениями революционного единства. Я говорю «сколь бы велика ни была ваша неуверенность в себе», потому что, как мы все прекрасно знаем, зачастую первый импульс, возникающий в нас при виде гомосексуалиста, — это дать ему по зубам, а при виде женщины — заставить ее замолчать. Мы хотим дать гомосексуалисту по зубам, потому что боимся, не гомосексуалисты ли мы сами; и мы хотим ударить женщину или заставить ее заткнуться, потому что боимся, что она может кастрировать нас, отобрать у нас яйца, которых у нас, может быть, и с самого начала не было…Вспомним: мы еще не установили окончательно революционную систему ценностей. Она еще только находится в процессе становления. Но я что-то не припоминаю, чтобы мы когда-нибудь установили норму, предписывающую революционеру осыпать гомосексуалиста оскорблениями, или же положение, по которому революционер должен делать все от него зависящее, чтобы помешать женщинам говорить откровенно о том особом виде угнетения, которому подвергаются только они…И мне известно — и из книг, и из личного опыта и наблюдения за жизнью, — что никто в обществе не готов предоставить гомосексуалистам ни свободы, ни равенства. Возможно, они являются одними из самых угнетенных людей во всем обществе…» (Из неопубликованной речи Анжелы Дэвис в театре Одеон (Париж) на семинаре, организованном Альбером Диши 25-27 мая 1991 года) Перевод Михаила Ларинова